Столкновение  - Александра Салиева

— Ну, не думала же ты, что мы вечно в бегах и прятаться с твоими братьями будем? — мягко улыбается мне мужчина, ласково проводя ладонью по моим волосам. — Маргарита Васильевна, после того, как мы с ней связались, любезно согласилась посодействовать в вопросе опеки над близнецами, раз уж сама не в состоянии о них позаботиться. Бракоразводный процесс и лишение отцовских прав твоего отчима уже запущен, так что… — замолкает, снова улыбается, глядя на меня с какой-то особой нежностью, от которой всё в душе переворачивается. — Всё будет хорошо, золотце. Обещаю.

Смятение в моей душе не тает в одночасье, нет. Но вместе с тем, раз уж сказал: “Всё будет хорошо”, значит, так и будет. Вот и не сомневаюсь. Тимур Смоленский на ветер слов не бросает.

Бурса. Восемь месяцев спустя

Первая столица Османской империи утопает в малиновых лучах заходящего солнца, а шум прибрежных волн убаюкивает сознание. Я почти засыпаю, сидя в плетёном кресле на веранде нашего нового дома, когда слышу рычание двигателя приближающегося с той стороны территории “Aston Martin”. Невольно улыбаюсь, но не поднимаюсь на ноги. Просто жду. А вскоре на мои плечи ложатся тёплые ладони, висок обжигает горячее дыхание любимого.

— Привет, — раздаётся над ухом вкрадчивый шёпот Смоленского.

Он отводит мои волосы в сторону, перекидывает через плечо и целует в шею. Множество раз. Столь томительно-нежно и неспешно, посылая микроразряды тока по моему телу, что я невольно выгибаюсь с тихим стоном, тем самым требуя большего, завожу руки назад, зарываюсь пальцами в его волосы, обнимаю за затылок в попытке ощутить как можно больше даримого тепла. Новый мой стон куда громче предыдущего, едва его широкие ладони соскальзывают ниже, обхватывают грудь, сжимают, ласкают, спускаются ещё ниже… Я прогибаюсь в спине глубже, развожу бёдра в стороны, навстречу его руке. И, черт возьми, Тимуру требуется совсем немного времени, чтобы предел моего возбуждения достиг того самого пика, когда я уже ничего не соображаю, способная лишь раз за разом бездумно твердить его имя до тех пор, пока не потону в бездне чистейшего наслаждения.

Только потом я в силах внятно говорить…

— Привет, — улыбаюсь той же самой улыбкой, что расцветает в тот момент, когда я осознаю, что мой мужчина возвращается домой.

Тимур шумно выдыхает мне в затылок.

— Как мои девочки? — наконец, обходит кресло.

Он останавливается передо мной всего на пару секунд, бегло осматривая с ног до головы, после чего склоняется и нежно целует меня в щёку, опускается прямо передо мной на корточки, переводя взгляд с моего лица на заметно округлившийся живот. Во взоре цвета хвои лучится новая порция тепла, а на губах мужчины запечатлена ласковая улыбка.

— Хорошо, — отзываюсь я тихонько.

На самом деле жутко болит поясница, постоянно тошнит и вообще в последнее время я ненавижу весь мир, чуть ли не каждую минуту молясь о том, чтобы срок родов приблизился как можно скорее… Но то, конечно же, по большей части остаётся только в моих мыслях. Ведь в моей жизни есть абсолютно всё, чего бы я только могла пожелать, и даже чуточку больше, поэтому грех жаловаться на прилагающееся обязательное неотделимое дополнение. Да и жутко паршиво мне бывает волею судьбы в основном лишь в ту пору, пока мой супруг пропадает на работе. Вечером, по его возвращению куда легче. Особенно, после того, как каждое возвращение Смоленского превращается в своеобразный ритуал, часть которого на сегодня уже пройдена.

— Устала? — интересуется мужчина, лукаво прищурившись.

Солнце на горизонте почти садится, а закатные лучи озаряют горизонт алыми красками, раскрашивая Мраморное море в ста шагах от нас причудливыми красками. Я провожу на улице большую половину дня, бессовестно предаваясь безделью, пока мои младшие братья носятся по пляжу, развлекая себя игрой в мяч и возведением песчаных окопов, так что вопрос в принципе не уместен, поэтому отрицательно машу головой, едва сдерживая ехидную насмешку.

— Не настолько, чтобы не вернуть свой супружеский долг, — произношу, потянувшись вперёд.

Он берёт меня за руки и помогает подняться. А вот дальше идти необходимости нет. Меня подхватывают и заключают в крепкие объятия. Видимо, чтоб уж точно не устала, ага.

— Голодная?

Вместо ответа прижимаюсь к нему настолько близко, насколько позволяет моё положение, и пробую на вкус настолько же чужие, насколько и самые родные губы. Поцелуй пьянит так, будто бы и не проводим мы каждый вечер вместе. Словно целая вечность проходит, прежде чем я получаю столь желаемое и необходимое мне прикосновение супруга.

— Значит, голодная, — по-своему расценивает мою реакцию Смоленский и несёт в дом.

Построенный из клееного бруса специально для нас, двухэтажный коттедж очень просторный благодаря свободной планировке, но идти совсем недалеко. Стоит только пересечь светлую гостиную, соединённую со смежным помещением широким арочным порталом, как всего-ничего, а я оказываюсь сидящей на кухонном островке.

Ещё одна вошедшая в нашу с ним личную реальность привычка…

— Мальчишки? — переходит на деловитый тон мужчина, направившись к внушительному бумажному пакету, находящемуся недалеко от меня.

Он привёз его с собой. Внутри находится несколько контейнеров, составляющих наш ужин. Для меня — уже второй.

— Часа два назад уснули.

Собеседник просто кивает, принимая мои слова, попутно распечатывая и расставляя на столе съестное. Я не любитель запечённых овощей, но кое-кто свято уверен в том, что я обязана правильно питаться, так что врученную мне тарелку принимаю без лишних нареканий. Хотя всё равно кривлю нос, когда слышу:

— Подумала над именем?

Он терроризирует меня этим вопросом уже которую неделю. И ответ у меня один и тот же.

— Она ещё не родилась, — вздыхаю обречённо, уставившись на свой живот.

— Но родится уже скоро, — противопоставляет Смоленский.

— Но ещё не родилась, — выдаю встречно с наглой усмешкой.

Зарабатываю прищуренный цепкий взгляд. Мужчина усаживается на высокий стул рядом со мной и ставит мои ступни себе на колени. Уже потом придвигает к себе ближе свою порцию еды.

— Значит, будет Настей, — отзывается запоздало с не меньшей наглостью.

Мой черёд окидывать его внимательным оценивающим взглядом.

— Ты и так все свои рестораны уже переименовал в мою честь. Если мы ещё и дочь этим же именем назовём, окружающие решат, что ты умом двинулся на почве своей любви к такой распрекрасной мне! — выдаю пафосно.

Впрочем, супруга этим не проймёшь.

— Пусть, — пожимает он плечами беспечно. — А будешь и дальше спорить со мной, вернёмся к теме того, когда ты согласишься снова увидеться со своей матерью, — добавляет в явной угрозе.

С тех пор, как моего отчима посадили после произошедшего в кабинете начальника отдела уголовного розыска, я так и не видела её больше. Да, она вернулась, чтобы помочь мне и братьям. Подписала документы, в которых будучи законным опекуном, наравне с отчимом, имеет право и возможность дать нам возможность жить с близнецами, даже выехать за пределы страны, так что никаких проблем с законом на этой почве у нас не стало. Но ведь это всё лишь потому, что Никита Самойлов — глава службы безопасности Смоленского её нашёл и уговорил. Не потому, что в ней совесть проснулась и она во всех своих грехах перед своими детьми покаялась. Потом каялась. Вернее, попыталась. Однако… Нет, не могу. И всё тут. Даже слушать не хочу. Понимать и принимать — тем более. Быть может я слишком категорична. А может мне просто требуется больше времени, чтобы осмыслить это всё, по крайней мере, именно так считает сам Тимур.